Смирение, которое возвышает.

Вряд ли найдется ещё какой-нибудь философский или теологический термин, который вызывал бы столько внутреннего неприятия и протеста, как «смирение».

Звучащий внутри нас голос: «а с какой стати я должен перед кем-то смиряться или чем-то себя смирять», — знаком если не всем, то многим.

Обычно, при произнесении этого слова, наша фантазия рисует согбенного человека, отказавшегося от интересной и наполненной жизни, который не приемлет благополучия, веселья и достатка. И возникает вопрос: неужели действительно смирение требует от нас череды таких отказов, и если да, то тогда в чём его смысл?

Никакого смысла в таком смирении нет и быть не может, — в этом случае надо говорить о лже-смирении, суть которого сводится к желанию усвоить жизненную манерку «благочестия», проиллюстрированную строгой опрятностью, вечной задумчивостью с претензией на скорбь, резким тоном разговора и надрывной «бескомпромиссностью» во всем.

Решившие освоить эту псевдорелигиозную модель поведения добровольно сужают свое жизненное пространство до «благочинного» коридора, по которому они на цыпочках пытаются двигаться к Богу.

Для них становится необязательными искренняя вера, религиозная терпимость и доброжелательное отношение к людям.

И главное, из их жизни уходит радость…

Подлинное смирение, — это не та пришибленность плюс ханжество, чем она стала в церковном «стиле», это истинная добродетель, происходящая от прикосновения к «жизни подлинной».

И оно просачивается в нашу жизнь после осознания не случайности всего происходящего с нами; когда мы впервые, почему-то стесняясь, произносим слово «Бог», а потом начинаем понимать, что это слово не сгибает, а выпрямляет.
Даже если перед этим мы прошли непростой путь отрицания и страха, то мы рано или поздно выходим на осознание присутствия в нашей жизни родительского участия и заботы, и начинаем прислушиваться к призыву, который звучит во всём мироздании: любите Отца нашего Небесного.

Любить Отца и принимать свое Сыновство по отношению к нему, а значит пускать в свою жизнь радость и тепло семейных отношений, ответственность за дела Небесной семьи и подлинное смирение.

Подлинное смирение основано на признании своей «вторичности» по отношению к Отцу, — да, мы дети Бога, но мы только дети, мы всего лишь создания, но не Создатели, мы творения, а не Творцы.

Такое смирение не волевое, не самоуничижительное, а благодатное и благодарное; оно не сужает реальность, а распахивает её, это наша реальность; мы можем двигаться по ней в любом направлении, ведь мы дети Того, кто является Источником этой реальности.
Только не надо при этом забывать о сыновьей преданности и ответственности за то, что в этой реальности происходит.

Подлинное смирение связано с освобождением человека от   мучительного владычества гордыни, — в семье нет первых или последних; любовь Бога нелицеприятна, — перед Отцом все равны.

Такое смирение излечивает от желания «чем-то» окончательно обладать, и самоутверждаться за счет других, — в семье нет «второсортных» сыновей и дочерей.

Семейный характер отношений человека с Богом исключает страх мстительного воздаяния или гневливого наказания за грехи.

Признаки смирения: радость, простота, доверие и стремление отдавать.
Признаки лже-смирения: безрадостность, страх потери, ожидание наказания и мнительность.

Как же надо постараться, чтобы довести представления о Небесном Отце, как о Боге, который в «замочную скважину» высматривает   что-то непристойное в нашей жизни, чтобы учесть эти факты на о-о-очень страшном суде и воздать за них.

И насколько надо девальвировать небесное Родительство, чтобы допустить выманивания прощение у своего Отца.

Когда сталкиваешься с подобными измышлениями, задаешься только одним вопросом, неужели их авторы окончательно забыли те события, которые произошли две тысячи лет назад:

«Возлюбленные! мы теперь дети Божии; но ещё не открылось, что будем. Знаем только, что, когда откроется, будем подобны Ему, потому что увидим Его, как Он есть». (1Ин.3.2)

«Вы – друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам». (Ин.15.14.)

«…кто будет исполнять волю Отца Моего Небесного, тот Мне брат, и сестра, и матерь» (Мф. 12.50)

Прощение, которое делает нас сильнее.

Отец небесный не принимает решение прощать нас или не прощать нас, Он уже принял своё решение на всю оставшуюся вечность – любить: «Бог есть любовь» (1 Ин.4.16), — любовь Бога и несет в себе необходимое прощение.

Все наши хлопоты по поводу прощения и поиски вариантов поведения «чтоб Он простил», только увеличивают суету этого мира; доверие сына дает Отцу возможность действовать, — и Он действует!

Вот далеко неполный список проявлений Отеческой заботы, в которой мы с вами буквально пребываем: От Отца мы получаем дар, – нашу личность, и духовное ядро личности, — фрагмент Духа Отца (см. Воля, выбор, предназначение); фрагмент Духа Отца является одним из родителей нашей души, а душа наш пропуск в посмертие (см. пост Душа. Что-то новое); нас опекает серафическая пара, — наш ангел хранитель; в нашем распоряжении есть «…другой Утешитель» — Дух Истины, — который ведет нас к любой истине.

У нас нет никакого повода считать Отца нашего Небесного худшим родителем, чем мы с вами; нет такого отца, который отлучал бы от семьи своих детей за совершенные ошибки.

А если наши дети неразумны, то есть делают свои первые шаги, как мы с вами, делаем первые шаги по пути духовного становления, то Божественное прощение неотъемлемо от понимания всех болезней нашего роста; оно излито на нас вместе с любовью.

Но Отцовское прощение становится доступным для нас в опыте, только если мы учимся прощать своих братьев; когда мы прощаем кого-то, мы открываем в себе способность принимать Божественное прощения.
Не жди от Отца прощения в том, в чем ты не можешь простить другого.

В Небесной семье царит Золотое правило: «поступать с другими так, как вы хотели бы, чтобы поступали с вами». (Иисус.)

Пока мы не очистим наше зрение прощением, мы не сможем увидеть себя в зеркале смирения, и будем печься лишь о том, чтобы наш мирской образ был как можно привлекательней; этот путь ведет не к миру, а к душевному разладу…

Так легко выговорить эти словосочетание: «научиться прощать», «очистить зрение прощением», а как можно прощать того, кого и человеком то можно назвать с большой натяжкой?

Путь один: отделять человека от того, что он делает. Сумма поступков человека, не есть сам человек; это его поступки и «ещё что-то», и вот это «что-то» нашему суду не подлежит и в нашем прощении не нуждается.

«Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк.17.20-21)

Попытка судить не поступки человека, а самого человека всегда заканчивается Богоборчеством, именно поэтому звучит Иисусово: «Не судите, да не судимы будете.  …». (Мф.7.1-2):

Внятно относиться к тому, что делает человек, но за делами, видеть самого человека, и не просто видеть, а стараться разобраться в мотивах его поведения; понимание мотивов рождает участие.

Когда человек понимает внутренние побуждения своих собратьев, он начинает любить их, а если вы любите своего брата, то вы уже простили его.
Эта способность понимать сущность человека и прощать его проступки, по сути своей, богоподобна.

Прощение любви превышает прощения милосердия! Милосердие   только терпит, любовь исправляет; милосердие отодвигает вину в сторону, любовь уничтожает грех.

И, конечно, необходимо разделять этическое прощение — за нарушение формальных обязательств и прощение духовное; прощение брата за отдавленную ногу, вряд ли активирует для нас кредит Божественного участия